1871 - процарапано на одной из стен того дома, который был построен еще родителями дедушки Августа, сохранившейся с тех времен после пожара. Хутор «Яудзуми» отстроил сам Август после пожара. Постепенно пристраивал хозяйственные строения. . В старой половине дома жили его родители . Отца звали Георгий (Юрдис), мать – Иева.
Хутор находился в Неретской волости, в 10 километрах от Нереты. После войны, когда образовался колхоз, а потом и совхоз, в километре от центра Пилскалне. Он носит теперь название «Эзеры». Август взял себе жену из Рите (в 15 километров от Нереты), хутор «Ступели». Август Даугавиетис жил с женой Минной Алиной (урожденной Ласмане) в новой половине длинного дома. Тут было три комнаты и кухня. Еще там была полутемная прихожая. По ее стенам, на полочках лежали и висели пилы, веревки и пр. К одной стене приставлена большая лестница. По ней можно было забраться на чердак, куда вел люк с откидной крышкой. Там было много интересного, и царил полумрак. Крыша из дранки в некоторых местах прохудилась. Было и окошечко, смотрящее на пруд. Луция в детстве мечтала, смотря из этого оконца, жить на высоком этаже – что и исполнилось. Посередине возвышалась дымоходная часть с трубой. Приглядевшись, обнаруживались старые и новые валенки, сапожки и сапоги, большие садовые ножницы, раскладушка, строительный материал, доски, дранка, грабли, которые дед Август мастерил в большом количестве и возил в Нерету продавать, острога для ловли рыбы, сети, ящики с гвоздями, стекла, банки и битая посуда. В прихожей зимой всегда лежали дрова, чтобы не бегать за ними в сарай по морозу. Из прихожей вело две двери (Надо наперед сказать, что дом отличался большим количеством дверей.). Одна в кухню, другая в переднюю, которая служила столовой. Кухня – это просторное помещение с земляным полом, несколько покатым, большой печью (плитой) у одной стены и двумя шкафами у противоположной; небольшим окошком, выходящим на яблоневый сад за домом. В левом углу – дверь в переднюю. У окна – большая деревянная кадка с железными обручами, миска для собаки и кошки. В плите вмурован котел для кипячения белья, согревания воды для мытья, или варки еды для скота (когда был скот). В шкафчиках – посуда, возле ведра и коромысло. надо сказать, что поражал традиционно низкий потолок во всем доме, перемежающийся балками.
Из кухни в переднюю вела дверь с порогом, о который все спотыкались. Передняя была выбелена известкой (потом мы и сами красили карбидом). У окна стол. У стола лавка, стул дедушки, еще одна лавка. Сидя за столом, можно было видеть, что происходит на дворе, или кто идет в гости. На столе, выкрашенном коричневой краской обычно стояли разные банки и весь от сажи черный котелок. Над столом висела темная сумка и в ней – кошелек. Пол дощатый, крашеный коричневой краской. Тут начиналась большая печь, обогревающая дом («красните» - по-латышски), где раньше пекли хлеб, примерно раз в месяц. Это было до советской власти. Печь продолжалась и в соседнюю маленькую комнату, где раньше жили дети, а когда умерла Минна, в 1965 году, старый Август перебрался туда со своей периной, в которой он нежился, как утенок. В передней было 4 двери: в прихожую, в кухню, в маленькую комнату и в залу. По рассказам Луции в детской комнате стояла мебель из приданного. Минны: кровать, стол с гнутыми ножками, шесть стульев, стойка под цветы и большой двухдверный шкаф с барочной коронкой и рисунками на дверцах. Весь гарнитур был светлого орехового дерева, полированный. Когда я там была, шкафа уже не было, и стульев осталось два или три. На стене над столом картина, написанная другом Арнольда, лесником из Капунес –романтичный пейзаж с ущельем и горными далями. Окно со светлыми занавесками, у которого обычно сидел дедушка, читал или писал письма, выходило на цветочный садик Минны перед домом. Из этой комнатки застекленная разноцветными стеклами дверь вела в залу. Август принес эту дверь на спине от Капунес, где он что-то работал для хозяйки, за что и был вознагражден дверью. (Интересно то, что в Чаупананах оказалась солею судеб мебель из Капунес, той самой хозяйки, Фреймане.) В главной комнате жили хозяева (в молодости), я потом я. 8 шагов в ширину и 12 в длину я намерила там. Три окна: два на плодовый сад за домом, а одно, торцовое, на каменный сарай и прудик, подернутый ряской, обиталище лягушек. Раньше Минна там стирала белье, дедушка иногда чистил пруд, запрягши лошадь бороной или граблями. В мое время, в экспроприированном Советами сарае держали колхозного быка-производителя, из хлева выливались нечистоты прямо в прудик, и купаться там, к сожалению, было уже нельзя. Над этим окном и была дата 1871. Под окном стояли, смастеренные Августом этажерочки для Мининых цветов: несколько кактусов, герань, папирус, монстера в большом деревянном ящике. Там же висели старинные часы-ходики, расписанные по дереву синими, красными и розовыми розами. Через каждый час раздавался звон, отсчет часов. Секунды громко тикали, и латунный диск совершал свою амплитуду. В углу высился до потолка книжный шкаф за занавеской, доверху плотно заполненный книгами. Почти все они были с готическим шрифтом, многие на немецком. Некоторые сохранились благодаря тому, что, наиболее понравившиеся мне экземпляры я посылала почтой в Москву. Как удалось узнать много позже, посетив усадьбу Пилкалне, это были книги из библиотеки барона Линтиня, остальная часть этой библиотеки находится и поныне там, у лесника Томсона. но возвращусь к библиотеке в Эзерах. Попадались труды «основоположников», Ленина, Сталина, Маркса. Все они были проштудированы с карандашом в руках Августом, пестря его ехидными пометками. Листы из подобных книг пополняли стопку в деревенском нужнике, где был, видать, филиал, по крайней мере, читальня. Перед еще одним окном стоял большущий письменный стол с выдвижными ящиками. Около стола – длинная лавка. Дальше – кровать , на которой умирала бабушка Минна я позже на ней спала. ;Над ней висела картина и лосиный рог. У кровати зеленая тумбочка с лекарствами. Еще дальше – опять кровать, под которой находилась мышеловка (поистине необходимость!). У противоположной стены - длинная лавка. В углу за дверью в переднюю – шикарный, блестящий безмен.
Из кухни когда-то можно было пройти в другую половину. За шкафом была дверь. Там было три комнаты. Посередине находилась большая печь, отапливающая всю половину. В зале, которая была поменьше первой, пол был дощатый. Кровать, вешалка с шубами и душегрейками, стулья и прялка. Окна разного размера выходили на задний двор. Потолок очень низкий, потому что дом стоял на постепенно к старой половине понижающимся каменном фундаменте. Из залы дверь вела в комнату, где кушали. Единственное окошечко выходило в торце дома на картофельное поле, обрамленное орешником. Стол, лавки и ящик для хранения хлеба были здесь. Еще одна дверка вела в комнатку матери Августа, Иевы. Пол здесь был земляной. Перед оконцем небольшой столик, в углу кочерга, лопатка для выгребания углей, чугунный утюг, с открывающейся сзади заслонкой, куда всыпали горячие угли. У стены кровать, а под ней всегда – бутылка водки. Почтенная родительница любила выкурить трубочку, и от этого всюду было насыпано табаку. на полке две керосиновые лампы, бочонок керосина и оплывшие стеариновые свечи. Отсюда можно было выйти во двор. У входа было (в мое время уже не было) красивое крыльцо на резных столбиках, со скамейками по бокам. Такое же точно крыльцо было и у хозяйской половины. Снаружи дом был серо-зеленый.
На углу большая липа. У окон хозяйской половины (так это называлось, потому что вторую половину сдавали арендаторам) был отделен заборчиком от кур маленький цветничок. Чего там только не было: два куста тигровых лилий, ирисы, флоксы всех цветов, пионы красные, розовые и белые, «угунтинш», настурции, садовые ромашки, ноготки, чеснок, ландыши. В этот садик, в тупичок, вела крошечная, заросшая сочной травкой тропка, к ящичкам с рассадой. Под самыми окнами – скамеечка для детей (а, может, для прополки). Еще там росли две тыквы, которые цвели огромными цветами, а поздним летом их большие желтые плоды Август подпирал палками. Калитка и заборчик обвивались декоративной фасолью с красными и белыми цветами.
Перед другой половиной рос молодой кленик, куст красной смородины, пара кустов черной смородины и цветы «венерин башмачок», огромный ярко синий кустище. Еще там росла вишня. Бабушка Минна очень любила цветы, ухаживала за ними; после ее смерти такого изобилия уже не было. Хотя дедушка Август заботливо ухаживал за зимними цветами, но летников не сажал.
За всеми этими кустами находился погреб. Крыша у него вся покрылась мхом, и на ней росли два куста малины. Вход Август сделал декоративным и нарядным, у него была эта художественная жилка. Дверь с железными узорными петлями широкая, закругленная в виде арки, выложенной цветными валунами, розовыми и синими. Как откроешь со скрипом эту дверь, дыхнет на тебя холодом. Вниз ведут каменные ступени. Эхо гулко отдается снизу. Внутренность разделена на две половины: в одной картошка, в другой – яблоки. У входа шкафчик, где продукты. В дальнем конце маленькое окошечко, которое паук оплел паутиной. Снаружи, под крышей – место, где жила собака со щенятами, но и свинья туда часто наведывалась.
У погреба расположился верстак. Раньше дедушкина столярка была в каменном сарае, но когда сарай забрали под нужды колхоза-совхоза, верстак остался под открытым небом, незащищенным. Я там играла в магазин. У самого входа стоял чурбак, на котором дедушка любил посиживать и покуривать трубочку.
Перед дверьми, на взгорке, как-то мама вынесла большой ушат и купала бабушку Минну. Она была белая, как простыня. Я тоже рядом крутилась, поливая ее водичкой из водяного пистолета, который мама мне смастерила из полого ствола борщевика («Суню буркштис» - так они называли в детстве, любимая игра была.).
Посередине двора рос огромный клен. Осенью Минна нанизывала золотые кленовые листья на веревку, длиннющие гирлянды, чтобы зимой, при выпечке черного хлеба подкладывать под тесто. Нижняя сторона хлеба была с рельефом кленового листа. Собирали весной и кленовый сок, варили сладкий сироп. Все дорожки вели к клену: от дома к погребу, к огороду, к сараю, к клети. В конце 60-ых годов его спилили, но красовался пень, размером со стол.
За погребом покосился дровяной сарайчик. Дрова аккуратно сложены в поленницы. Посередине – чурбанок, на котором рубили маленькие чурочки. Стояли у стен: сенные грабли, железные грабли, вилы, садовые инструменты, топор, деревянный топор. На гвоздях висели пилы. Сарай закрывался на засов. Перед сараем – козлы, чурбанок, ржавый плуг, стволы плодовых деревьев, приготовленные для распилки. Я с дедушкой иногда пилила двуручной пилой.
Дальше протянулась клеть. Она была длинная, разделенная на две половины. Там было 4 двери. Две со ступенями, две – без . Первая вела в помещение, где хранились хозяйственные вещи, бочки и бочонки разных размеров, для соления огурцов, грибов и для пива. Кадки, кадушки, ткацкий стан, прялка, станок для сматывания шерсти в клубки, приспособления для обработки льна. Следующая дверь была со ступенями: к ним вела земляная насыпь, укрепленная камнями, на насыпи возвышались один на другом два большущих жернова. Красно-коричневая, обитая железом арочная дверь, с железным запором и язычком. В скважине торчал большой железный ключ. Изнутри дверь закрывалась на задвижку и засов, если спал кто побоязливее. Пол был из круглых бревен. Окон не было, потолка тоже, только балки и стропила. внутрь проникало немного света из-под краев нависающей крыши, образующей навес на столбах. Тут стоял темно-коричневый старинный шкафчик. На его двери был нарисован цветок с вьющимся стеблем. Кроме того, стоял столик, скамьи, кровать и тумбочка зеленого цвета. В шкафчике я нашла шкатулку с драгоценностями. В ней находились: длинная золоченая цепочка с часами( круглыми, серебряными, с огромным циферблатом), обручальное кольцо, золотой перстень с замочком, от которого имелся миниатюрный золотой ключик, рубиновые сережки, еще одни сережки с бирюзой, сакта с гербом, стеклянные бусы (Луции подарил Арнольд). Еще там была шершавая огромная морская раковина и дедушкина трубка, которую он смастерил сам. По стенам клети на гвоздях висели цветастые, яркие юбки, платья, блузки, народный мужской и женский костюмы. Следующая дверь вела в амбар. Здесь по стенам были огромные ящики: в одном хранилась( когда-то) пшеница, в другом рожь, в третьем овес, в четвертом ячмень, в пятом горох, в шестом поменьше – бобы, в седьмом лен, в восьмом шерсть, в девятом хмель, и в десятом гречиха, которую дедушка посадил для опыта на малюсеньком участке. Еще тут была старинная ручная мельница, на которой лишь изредка мололи, так как почти всегда дед возил зерно молоть на мельницу за двадцать километров. К последней двери вела заросшая травой тропинка. Ступенями служили чем-то наполненные мешки, положенные друг на друга. Тут находились сельскохозяйственные орудия6 плуг, сеялка, веялка, лопатка для сгребания зерна, еще ступка с пестом (толочь зерно) и маслобойка. Остальное я не берусь определить по своему невежеству. доски, положенные на балки служили чердаком клети. Туда была приставлена лестница. Это когда-то было любимое место детей – столько интересного там можно было найти. Там стояли сундуки. На гвоздях всюду висели лечебные травы, в мешочках семена, чеснок, лук в косицах. Валялись разнокалиберные корзины. Луция научила Минну и Августа плести корзины, и они этим занимались, обеспечивая всю округу. В мой первый приезд сюда, в 1964 году, я еще застала это старинное здание; в клети с балки под крышей свисали на длиннющих цепях качели, на которых я не только качалась сама, но и качала Минну, которая очень боялась.
За клетью простирался луг до самого до большака. Там Август, в честь Независимости Латвии посадил 26 дубов, а на повороте дороги к дому - ясень и розовые «мителницас» - спирею. Эта дорога, называемая «олницей» заходила во двор мимо каменного сарая и огородика, а еще продолжалась дальше, до колодца-журавля, вдоль огороженного яблоневого сада, огибала его слева и, извиваясь, терялась в лесу, называемом «Эзеринем». В огород вели две калиточки6 от клети и от каменного сарая. С этой стороны огород был обсажен высоченными жердями (45 шестов) с вьющимся хмелем, образующими сплошную стену. Все соседи брали отсюда ростки хмеля и сажали у себя. Забор состоял из колышков. летом молодые петушки, еще не умеющие кукарекать, взгромождались каждый на свой колышек и учились кукарекать, что не сразу получалось. В огороде росли случайно и деревья: Арнольд посадил каштан, которого в округе не было, Луция – березку. Минне жалко было убрать эти саженцы, чтоб не обидеть детей. Так они там и остались. Уже нет огорода, а деревья высятся.
Тут же росла Минина груша, Августа елка и яблоня «цукурите», посаженая им для меня антоновка. На всех деревьях были прибиты скворечники. Птицы селились в своих домиках каждый год, радуя детей. Грядки клубники, лука, зимнего лука, и чеснока, и лечебных ромашек, укропа, моркови, свеклы и огурцов располагались в междурядьях смородины. В сторону клети, в тенистой части, под прикрытием каштана на широкой грядке росли белые маргаритки и щавель. Поздним летом Луция часто забегала в садик ,срывала головку мака и, запрокинув голову высыпала прямо себе в рот созревшие семена. У забора стояла скамейка, там пахло душистым табаком. Вокруг березы – тюльпаны. Еще была мята, кустик крыжовника, другие травы, вперемешку с редиской. Поразил огромный куст ревеня – Рабарбер. Меня научили его есть : очистив, макать в сахарный песок и жевать.
Каменный сарай – это чудо рук человеческих. Август с помощью друга раскалывал огнем и водой валуны, привозимые издалека на лошади, (доставшиеся Латвии от ледника) и громоздил друг на друга, скрепляя раствором, да не как попало, а эстетически обдуманно. В левой части – мастерская, каретный сарай, в правой - загон для овец и коз, разделенные перегородками.. Еще раньше там стояли лошади. Пол был земляной, наверху люк, для сбрасывания сена животным. Еще наверху жили куры и петух. Перед входом в сарай стоял ящик, затянутый сеткой для кроликов. Они были такие нежные, что дети ужасались, когда взрослые поднимали крольчат за ушки.
В левой половине царствовал Август. Он не любил заниматься земледелием и постоянно торчал в мастерской, где сооружал упряжь, телеги, сани, мебель и прочие вещи. По стенам на гвоздях висели сделанные им хомуты, стремена, вожжи, постромки. Еще мастерил ткацкие станки, прялки, бочки, сундуки, сеялки и проч. Часто и сам изобретал машинки, станки для своих нужд.
В торце сарая, ближнем к дому – пруд, который уже упоминался. Деревянные подмостки заросли крапивой и лопухами (это в мое время). Пруд зарос рогозом. на берегу конура, вокруг которой, пугливо в нее заглядывая, прохаживались куры, гуси же, наоборот, степенно и важно, как бы вызывая врага на бой, оглушительно шипели и, непрестанно гогоча, разгуливая перед конурой и плавая в пруду, грозились ущипнуть всякого, кто посмеет подойти. За дом вела дорога , обсаженная с одной стороны вишнями, вдоль ограды сада, где росли бобы и фасоль, у самого дома – куст жасмина и несколько пышных кустов смородины. Яблони были разных, очень интересных сортов. Луция в детстве просиживала на них целые дни, грызя яблоки и болтая ногами. Август сам отлично прививал плодовые. К несчастью, в одну из суровейших зим многие сорта погибли.
От колодца по тропинке, мимо деревянного корыта для поения скота, можно было пройти прямо в хлев. В одной половине сеновал, где летом часто спала вся семья, и где можно было прыгать с чердака вниз на сено, искать куриные яйца и вообще, возиться с братом .Маленькая девочка не могла заснуть от страха, что в сене могут быть змеи. Ведь неподалеку было змеиное болото, Эзериньш. Ночью было слышно, как падают с деревьев яблоки. Дети считали их на пальчиках, чтобы утром идти собирать. Часто Луция приводила на сеновал собаку Билиса, который был ее лучшим другом. Билис каждый раз искал в сене мышей и лаял на неведомых врагов. В другой половине были коровы и лошади. Позади хлева – загон для свиней. Снаружи лежали корыта, ведра, бидоны, цепи с кольями. С торца под крышей находилось сено, туда вела лестница.
Дальше, мимо колодца вела дорога в лес, огибая весь большущий плодовый сад. После того, как многие деревья померзли в одну из суровейших зим, на месте выкорчеванных пней Август сажал картошку. По периметру росли еще сохранившиеся яблони (две «Белый налив», три «рассыпчатые», три «малиновые», две «угловые, сладкие», одна «железная», две «заячьи мордочки», пять «осенние, полосатые», пара антоновок, две «луковые зимние», пять «пепини», одно райское. Еще бутылочные груши и зимние. Пять высоченных вишен и большое количество маленьких, так как Луция в детстве, поедая вишни, выплевывала косточки в разные стороны. Еще две сливы с небогатым урожаем. В углу разросся хрен. Раньше, посреди сада был маленький деревянный столик со скамейкой, а около него шалаш, который Август построил якобы для охраны сада от воров, но на самом деле, чтобы доставить себе удовольствие поспать на природе. Внешний контур образовывали кусты орешника.
В конце ряда орешника дедушка построил домик для меня - домик Марите, здесь была всего одна комната в два окна: одно на большак, другое – на тропинку, ведущую к клети и к дому. По одну сторону дощатой на петлях двери была маленькая скамеечка, по другую – кустик крыжовника. За домиком – ячменное поле( забрали). Внутри было очень мило: в одном углу печка, вернее, плита, у окошка столик на козлах со стулом, кровать. В уголке за печкой был канализационный слив. Дедушка с бабушкой долго, 8 лет ждали меня к себе и хорошо подготовились. Мне удалось пожить в этом домике. Особенно, когда мама оставляла меня с дедушкой одну, с 1967 года. Бывало, мы с мамой для интереса, потому что никакой необходимости в этом не было, спали на чердачке, постелив себе там сена. Мама хотела максимально приблизить меня к своим детским ощущениям. Когда я стала рисовать, здесь была моя мастерская.
С первого года моего здесь пребывания, дедушка и мама показывали мне окрестность Эзеры, обозначая границы своих бывших владений, так что я бывала и в Эзерине (который облазили вдоль и поперек, чтобы знать где какие и когда растут грибы и клюква), и в Сила-Вевери ( можно было собирать самую раннюю землянику, еще перед Лиго), и в Силиньше ( большой брусничник), и в Сила Марче (боровики, черника, земляника). Показывали купальни для лошадей, болотце, где вымачивали лен, места, где часто бывают змеи. И они там, действительно, находились.
