Хочу взять на себя ответственность и объяснить, что я имею в виду под термином «музейное искусство».
Обычно этот термин употребляется в отрицательном смысле, имеется в виду нечто недвусмысленно ретроградное в колорите старых мастеров, не то салон, не то академизм, словом, искусство, далекое от современности и от реальной жизни. Разумеется, я имела в виду не этот смысл. А выразить хотелось бы вот что.
Если эксперимент предполагает смелые опыты, поиски новой формы, актуальные решения и своевременное обнародование результатов (экспонирование на выставке или публикацию), то, как назвать противоположную этому задачу: создавать произведения (картины), не претендующие на новизну в средствах или оригинальность в мыслях, однако претендующие на долгую, даже «вечную» жизнь? Если туда вкладывается серьезное содержание, для восприятия которого не достаточно кратковременного или даже одноразового показа? Музей – это единственная возможность сохранить духовную ценность, как вечную, вневременную. Тогда как выставочная картина – это факт художественной жизни общества, она нужна здесь и сейчас. Время рассудит. Ведь картина может и не удаться, так же как и эксперимент, хоть с него-то взятки гладки: ну, попробовал, ну не вышло! С музейной картиной построже – только победителя не судят. С другой стороны, удачный эксперимент очень может стать украшением музея и обрести вечную жизнь. И музейная картина часто содержит в себе эксперимент, как творческое начало, так что тут есть и взаимопроникновение, и смешение понятий. «Музейное искусство» беру в кавычки. Ведь не всякая такая картина, будь она тысячу раз хороша, окажется в музее, а не на свалке, по разным житейским обстоятельствам, да и в музее полно плохих картин, то есть, отнюдь не шедевров. То есть, музейная картина не та, которая висит в музее, но та, которая могла бы там висеть, хотя она отнюдь не пишется специально для того, чтобы висеть там, не то она становится такой же конъюнктурой, что и картина, написанная к выставке. Художник пишет потому, что не может не писать, а дальше уж как получится.
Все же любое произведение создается с учетом его восприятия и воздействия. Кто будет смотреть, где это будет происходить, когда( быть может, когда автора уже не будет в живых), как долго зритель будет воспринимать объект? Подобные вопросы хоть и не первой важности, но все же задаются самому себе, и ,думаю, каждый художник имеет в голове какую-то модель своего зрителя. Искусство ведь представляет собой, кроме прочего, еще и попытку общения с идеальным слушателем или зрителем, воображаемым себе по своему подобию.
Мне бы, например, хотелось, чтобы мои картины тонкий, чуткий и интеллигентный человек рассматривал долго, раздумывал над ними, постепенно привыкая к ним, и полюбив, прочел бы их «от корки до корки», и вдобавок, желал бы постоянно «перечитывать», и мысленно возвращался бы к ним. Ведь именно так рассматриваешь картины любимых мастеров в музеях.
Конечно, с точки зрения совершенства, вернее, несовершенства, произведения, к художнику может быть множество упреков, в том числе и к самому себе, но мне кажется, что похвально уже и стремление к нему, то есть, к Совершенству.
Мара Даугавиете.